«Теперь этим мохнатым недоумкам конец», – подумал он, испытывая в этот момент гордость за свой флот.
  — Я не из тех, кто вечно ноет, — продолжала женщина. — А таких в нашем пансионе хватает. Возьмите хоть мистера Кейли с его кашне и пледами. Вечно он плачется, что дело его пошло прахом. Но ведь это неизбежно — на то и война!.. Или маленькую миссис Спрот, которая только и знает, что хнычет о своем муженьке.
  — Принято, — голос слабеет, — Удачи, пехота!
  — Честно говоря, Мадлен, ты кудахчешь так, словно усыновила его.
  Холройд был потрясен переменой поведения золотоволосой красавицы, но чувствовал, что сейчас он владеет ситуацией. Этот взрыв негодования, демонические глаза и почти истерический крик не подавили волю Пта, и он спокойно сказал:
  Солдаты, управляя свободным полетом, устремились на цель.

– Ты прав. К тому же у нас нет времени для безграничного расширения твоих познаний. Робертсон сказал, что нам отпущено всего два года, и четверть одного из них уже позади. Ты можешь посоветовать что-нибудь?
  – Ничего иного я не ожидал, – задумчиво сказал он.
  Как ни странно, но народ понял меня и, заткнувшись, остановился.
  Загорелся огонек. Артему кое-как удалось опереться спиной о стену и сейчас ему не надо больше было мучительно выгибаться, чтобы удерживать в поле зрения людей по ту сторону решетки.
  — Но и злы ко мне они не были. Не сделали мне ничего дурного…
  – Наряду с физиологическими потребностями они нуждаются в удовлетворении ряда психологических потребностей, что невозможно без общения с себе подобными.

Из двух туннелей, уходящих на север, один был оставлен, как отходной путь на крайний случай, и как раз в нем-то Артем и нес дежурство. Второй же был завален где-то на сотом метре, и этот стометровый аппендикс был отведен под грибные плантации. Пути там были разобраны, грунт разрыхлен и удобрен — свозили туда отходы из выгребных ям, и белели повсюду аккуратными рядами грибные шляпки. Также был обвален и один из двух южных туннелей, на трехсотом метре, и там, в конце, подальше от человеческого жилья, были загоны для свиней.
  — Мои единомышленники не допустят обмана или неудачи. Особенно неудачи.
  Стенберг кивает, опускается на колено. Приникает к прицелу.

  И он знал, как трудно женщине ему противостоять.
  Он улыбнулся, но улыбка была похожа скорее на усталую гримасу.

— Какую звезду вы хотите вызвать? Госсейн глубоко вздохнул.
  — Не брызгай слюной, парень, — сказал Адел, — испортишь мебель.
  — Но почему Фолловер допустил побег?
  — Я слышала.
  — Зачем они тебе, Лин? У тебя какие-нибудь неприятности?
  – Но что же мы будем делать?

Холройду с трудом удавалось сохранить спокойствие. Мозг переполнялся необузданной яростью, способной разнести на кусочки его тело. До этого мгновения он был способен оставаться холодным и внешне спокойным. Это было спокойствие вулкана, покрытого снежной шапкой, но переполненного бурлящей лавой. Гармония льда и пламени, разума и безрассудства, бога и человека. Прославление богини этим стариком нарушило неустойчивое равновесие сознания.
  По дороге в особняк Саманта заметила, что вертолета больше нет, и очень удивилась, что не услышала, как он улетал. Ведь это жуткий шум. Значит, она настолько была занята своими приготовлениями к встрече с Бандаром, что для нее не существовало ничего вокруг. Выругав себя за это, Саманта пошла дальше.
  – Николь,– сдавленно прошептала Лили. – О боже!
  – Два к одному, что он будет ее содержать полгода!
  Реки ноль-А людей, которые текли по направлению к искривителям, постепенно превратились в ручейки, потом в легкую струйку. Прежде, чем последние мигранты покинули Венеру, Госсейн отправился в Нью-Чикаго, где захваченный линкор, переименованный в «Венеру», должен был забрать его, Лидж, капитана Фри и команду технических экспертов ноль-А в космос.
  – Но… Это вредно для здоровья или что-то в этом духе…

Он рассмеялся: раз его жена задает такие вопросы, она пришла в себя.
  — Нет, сэр. — Капрал Кольер был главным в группе прикрытия. Он махнул рукой в сторону герметической двери. — Пусть только высунут свой нос оттуда, а мы уж их прищучим! — Он помедлил, замявшись, и добавил запоздалое «сэр».
  — Тебе будет удобнее, если ты встанешь на колени, — сказал Карим.
  Естественно, что одним из сыновей султана, шедших с ним к Феодоре, был Мурад. Сердце Феодоры болезненно сжалось. Он спокойно шел слева от отца, и лицо его не выражало никакого волнения. А Феодоре хотелось закричать и броситься к нему на шею.
  Теперь эти двое хотели гарантий, что шаттл не бросит их в космосе наедине с патрулями Драконов.

Зато в первых двух частях автобиографической трилогии Горького есть множество подробностей, не имеющих отношения к «прозе жизни». Например, в начале повести «В людях» говорится о влечении сына Якова Саши к магическим обрядам, что заставляет вспомнить слова деда Каширина, обращенные к младшему сыну: «Фармазон!» В самом ли деле суеверный Яков увлекался франкмасонскими книгами, как повар Смурый, приучивший Алексея Пешкова к чтению? Едва ли. Скорее, дед Василий называл Якова «фармазоном» просто потому, что так было принято именовать вольнодумцев вообще.
  Он сделал еще десять шагов и поднял объемистый кусок узловатого, опутанного проводами металла. Это была рука «Crusader’а». Держа эту дубину в обеих руках, Грейсон будет дубасить «Marauder’а», пока не треснет броня на грудн. Он будет пинать, долбить, уничтожать…
  — Ты прелесть, ты — мое прекрасное сладкое вино! — воскликнул он и быстро перевернулся так, что Феодора оказалась под ним.
  X

  – Если это и есть тот самый способ избавиться от мора, который ты знаешь, закрой книгу и вновь открой ее на нужном месте!

— Я, разумеется, не сомневаюсь, что вы с ним не новички в игре, — с некоторым замешательством отозвался Тони. — Но все-таки будьте осторожны.
  — Получишь все, как только продадим девушку в услужение.
  – И ты меня, – сказал он, поглаживая ее волосы. – Мы попросим поставить здесь еще одну кровать. И поженимся, как только мне разрешат выйти. Я должен попросить у твоего отца твоей руки? Так в Австралии принято?
  — Да, сэр!
  Я фыркнула. Даже если кто и заметил, то виду уж точно не подал. Особенно Виктор, он был сама любезность и предупредительность.
  Вечером к ней пришел Александр и предложил опять сыграть в шахматы.

И вот тут-то он увидел, как обессилевшая, загнанная в угол Лея принялась махать на подступавших к ней стингров рукой, странно махать, крестообразно; Владимиру показалось, что мир его внезапно то ли перевернулся, то ли напротив, обрел устойчивость.
  К тому времени, как мы забили четвертый гол, моя команда уже с трудом передвигала ноги. Загоняли нас эти озабоченные придурки. И в этот момент подали сигнал окончания игры. У-Р-А-А!!! Мы победили! С короля выполнение желания!!!
  Он решительно подошел к ней.
  Холройд заметил, что свечение вокруг жезла усилилось. Он действительно из металла. Вроде бы из обычной стали. Память явно свидетельствовала, что это первый металл, который попался на глаза со времени пребывания в Гонволейне. И он произнес уверенным голосом:
  – Ты сначала наведи порядок между ног своей жены, прежде чем…
  – Нет, хозяин, – улыбнулся ученый, понимая, что это не агрессия, а только лишь шутка. – Но я создал полностью рабочий образец. Вот он.

«Волкодав» Клея и роботы повстанцев, имеющие руки, начали двигаться между грудами припасов внутри и вне зданий, отбирая те, которые можно было легко загрузить на борт флайеров и вездеходов. То, что они не смогут увезти, придется уничтожить.
  Ради чего он это делает? Чтобы жизнь в метро продолжалась? Да. Чтобы на ВДНХ и дальше растили грибы и свиней, и чтобы там жил его отчим, и семья Женьки, и чтобы незнакомые ему люди вернулись и опять мирно зажили на Алексеевской, и на Рижской, и чтобы не затихала беспокойная торговая суета на Проспекте Мира и на Белорусской, чтобы разгуливали в своих халатах брамины в Полисе, и шуршали книжными страницами, постигая знания и передавая их следующим поколениям, и чтобы фашисты и дальше строили свой рейх, отлавливая расовых врагов и запытывая их до смерти, а люди Червя похищали чужих детей и поедали взрослых, а женщина на Маяковской и дальше могла торговать телом своего маленького сына, зарабатывая себе и ему на хлеб, и чтобы на Павелецкой не прекращались крысиные бега, а бойцы революционной бригады продолжали свои нападения на фашистов и смешные диалектические споры, и чтобы тысячи людей по всему метро дышали, ели, любили друг друга, давали жизнь своим детям, испражнялись и спали, мечтали, боролись, убивали, восхищались и предавали, философствовали и ненавидели, и каждый верил в свой рай и свой ад… Чтобы жизнь в метро, бессмысленная и бесполезная, возвышенная и наполненная светом, грязная и бурлящая, бесконечно разная и именно потому такая волшебная и прекрасная, человеческая жизнь продолжалась.
  И будто в подтверждение ее слов по наружной обшивке «Фобоса» словно гигантским обухом хватили. Звено «Демонов» снова пошло в атаку. В одном из нижних грузовых отсеков броня оказалась пробитой. За «Фобосом» потянулся белый шлейф из замерзшего воздуха.
  Ноги ее наконец пришли в движение; в слепой панике она ринулась по сходням и полетела по пристани, но преследователь не отставал. Девушка поскользнулась и упала лицом вниз: Шон был так близко, что споткнулся об нее и растянулся всего в нескольких ярдах.
  — Переключите эти сообщения на нас, — громко скомандовал капитан Фри. Он посмотрел вокруг и поднял взгляд на Госсейна: — Вы думаете, флот Энро уже здесь?
  Продолжались также переговоры между верзандийцами и Федеративным Содружеством. Лирянцы, его представители, прибыли потому, что Грейсон намекнул, будто планета очень богата редкими металлами, на которые покушался Синдикат Драконов. Прибытие Флота Дома Штайнера было самым серьезным аргументом, повлиявшим на герцога Ринола, который решил, что продолжение интервенции будет выглядеть откровенно глупым шагом. Посол Штайнер-Риз, находящийся на борту флагмана, теперь высказал вполне обоснованную претензию, что новое верзандийское правительство задолжало Федеративному Содружеству выгодную концессию на шахты в южной пустыне.

Антип, услышав, что его главный телохранитель все еще верещит в трубку какую-то чушь, громко сказал ему потерянным, почти плачущим голосом:
  – Каждый день я встаю на рассвете, завтракаю, сидя на земле. Целый день провожу в седле, помогая перегонять стадо. Каждый вечер я возвращаюсь в лагерь чуть живая от усталости, не помню часто ела я или нет. Время от времени я даже ночью охраняю стадо наравне с мужчинами. Но я по-прежнему чувствую себя обузой. А стоило появиться Бетти, как тут же все бросились исполнять все ее желания. Все стараются угодить ей. Почему?
  Уже сверху, с лестницы, было видно, что происходит что-то ужасное. Чтобы спуститься, ему пришлось проталкиваться через толпу обезумевших от страха людей, рвавшихся вверх по лестнице, так что Артем успел спросить себя, так ли ему надо вниз, но любопытство подталкивало его вперед.
  — Нет времени рассказывать. У нас сейчас будут проблемы.
  – Погоди, – перебила я ее. – Так тебе Настька не родная мать, что ли?
  — Это правда, — спросил он с порога, — что наш повелитель вызвал к себе византийскую принцессу?

Он мог предвидеть все это без помощи предсказателей, но от этого не становилось легче. Госсейн содрогнулся, представив себе будущее, и быстро вернулся к делу. По его указанию капитан Фри приказал всем вернуться в казармы.
  – Нет, сэр. Вероятно, предстоит какая-то боевая акция, – предположил Челтон, которому, казалось, было совершенно безразлично, куда его направят.
  Единственное, что увидела Джейн, так это то, что тридцатиметровая, ярко-синяя машина почти бесшумно и так стремительно взмыла в небо, что она даже растерялась. Ни рева двигателей на старте, ни даже малейшего разбега по взлетно-посадочной полосе, просто молниеносный прыжок в небо, сопровождаемый свистом рассекаемого воздуха. Она даже не успела заметить, в каком направлении улетел флайер. Зато она заметила, что в большом доме, стоявшем наискосок от дворца, на втором этаже кто-то есть. Человек стоял в глубине комнаты и был заметен ей только потому, что отражался в большом зеркале трельяжа. Насколько это было известно Джейн, как раз там находился домашний офис Эварда Бартона.
  [Картинка: _34.jpg]
  — Грейсон, я не могу сдвинуть его с места. Он застрял!
  — Если вы можете подтвердить свою личность… — протянул он, просматривая регистрационный журнал…

Ливень кончился. Все это время Кент думал о спичках, завернутых в восковую бумагу, обмазанную колесной мазью, а затем в лоскут брезента, – выдержали ли испытание? Они выдержали. Облюбовав в густой еловой чаще небольшую поляночку, Кент разжег из сухого мха и веток, собранных под деревьями, небольшой костерчик у гнилого, мохом обросшего пня. Костер жизнерадостно затрещал. Подбросил веток покрупнее – повалил дым, серый, как ненастье вокруг. Мало-помалу стало тепло. Пень от огня подсох, на него можно было сесть.
  Стояла поздняя тихая октябрьская ночь. Академик задумчиво читал статью в белгородской газете, громко озаглавленную “Таранный сквирл – ужас больших городов”, где все это было подробно – другой вопрос – правдиво ли – расписано. Внезапно академик услышал, что маяк, охранявший своим воем деревню, в которой был расквартирован отряд, затих. Собственно, вой был добавлен к ультразвуку, который и являлся защитой от саранчи с целью оповещения людей о том, что все в порядке и устройство работает без сбоев. Эта деталь конструкции спасла не одну человеческую жизнь – первая партия маячков делалась впопыхах, на скорую руку и очень часто ломалась. Проснувшиеся же от зловещей тишины люди немедленно звонили в штаб МЧС, и неисправность ликвидировали в срочном порядке. Однако возле казарм возглавляемого Зубцовым отряда, в которые была превращена эвакуированная деревня, была установлена вторая и на настоящий день последняя модификация маяка Бадмаева. Что могло заставить замолчать ее, было весьма неприятной загадкой. Обычно маяк устанавливали на голой земле или закрепляли на каком-либо доме или дереве; тут же, в связи с важностью охраняемого объекта, вокруг него была вырыта и закамуфлирована ловчая яма, так, для перестраховки. И вот этот-то маяк замолчал. Бадмаев растолкал Владимира, и оба с удовлетворением услышали вой другой сирены – сигнала тревоги. Стало быть, часовые заметили, что маяк замолчал, и решили дать общую тревогу. Правильно – с чем бы ни была связана поломка, надо до ее устранения провести ночь во всеоружии. Владимир, уже привыкший к особенностям полувоенного времени, впрыгнул в штаны и напялил пиджак. И вот тут-то до ученых донеслись отчетливые звуки автоматной пальбы. Академику, как наиболее ценному в отряде, запрещалось участие в боевых действиях, и при первых же признаках непосредственной угрозы в его обязанности входило укрыться в погребе. Владимир же подобной ценности не представлял, а потому, схватив автомат и гранату, ринулся туда, откуда доносились выстрелы. С бешено бьющимся сердцем завернул он за угол дома и увидел страшное зрелище, из тех, что память с фотографической точностью запечатлевает на всю жизнь. Боец отряда – кто именно, Володя тогда не знал – стоял в одной рубашке и трусах – прочее одеть не успел – и палил сразу из двух автоматов, так что трассирующие пули обезумевшими светлячками летели в черноту напротив. И все бы хорошо, да вот головы у этого бойца не было, а из шеи бил небольшой кровавый гейзер. Ночи в этом октябре стояли холодные – от силы три градуса по Цельсию, – и над пульсирующим фонтанчиком поднимался пар, хорошо заметный под белесым светом фонаря.
  Лидж кивнула, но ее лицо было серьезно.
  Пуаро пристально смотрел на женщину. Да, несомненно, она испытала облегчение при этом известии. Но это было естественно в любом случае…
  Грейсоном сейчас двигало что-то вроде жажды крови, жажды, рожденной радостью битвы, радостью от того, что он наконец-то может нанести ответный удар. Три бронемашины помчались по улице вслед за отступающим боевым мехом, некоторые солдаты вцепились в ручки, вокруг платформ машин, а остальные бегом следовали за ними. Вкус победы превратил солдат из толпы в яростно настроенную, задиристую силу. Грейсон ухмыльнулся про себя. Они все еще были недисциплинированными и плохо обученными, но по крайней мере узнали, что могут воевать!
  Карлайл отдал приказ по рации приступить к завершающей части операции.